Под знаком мантикоры - Страница 47

— Я тоже буду за это молиться, — ничуть не покривив душой, ответил Фернан и подумал, что иногда у него и Церкви совершенно одинаковые желания.

Встретиться с вдовой маршала де Туриссано оказалось намного проще, чем рассчитывал Фернан.

Он вполне допускал, что после смерти мужа у вдовы не будет ни сил, ни желания разговаривать с человеком из контрразведки. Так что к родовому особняку де Туриссано сеньор де Суоза подъезжал с затаенным ожиданием того, что ему откажут в аудиенции.

Тем приятнее было удивление, когда дворецкий выслушал его и, попросив подождать в холле первого этажа, ушел осведомиться, сможет ли графиня принять сеньора. Вернувшись, слуга сообщил, что сеньора готова переговорить с господином и не соблаговолит ли сеньор пройти за ним в приемную для гостей.

— Мой человек?

— Он может подождать вас здесь.

— Хорошо.

Комната, где принимали гостей, была погружена в полумрак. Тяжелые, черные портьеры, висящие на окнах, едва-едва пропускали солнечный свет. Впрочем, не только окна были занавешены черным. Большое зеркало, находящееся у одной из стен, также оказалось закрыто темной тканью. Обстановка была богатой — одна мебель черного дерева чего стоила. Ничто не указывало на тот факт, что Мигель де Туриссано был на грани разорения. С древними родами всегда так — даже не имея в кармане самой мелкой монетки, они держат осанку и ведут себя так, словно в любой момент могут купить половину Таргеры.

Кроме той двери, через которую вошел Фернан, было еще две: одна на противоположном конце комнаты и другая, сейчас приоткрытая, — аккурат возле зеркала. Благодаря тому что дверь была распахнута, в приемную для гостей проникал едва ощутимый аромат. Аромат церковных свечей. Сеньор де Суоза хмыкнул, осторожно прошелся по комнате, изучая висящие на стенах картины, на которых были изображены какие-то сцены из охоты. Вполне… мило, но не более того.

— Мой муж любил их, хотя я предпочитаю восхвалению охоты восхваление Спасителя.

Фернан отвернулся от картины и поклонился.

— Сеньора, прошу прощения за несвоевременный визит, когда в вашем доме такое горе. Примите мои искренние соболезнования.

Она едва заметно кивнула.

— Присаживайтесь, сеньор де Суоза.

Он сел в указанное кресло, графиня расположилась напротив. Несколько секунд они молчали, внимательно изучая друг друга. Фернан впервые общался с Януарией Марией де Туриссано графиней Майдельской, хотя слышал о ней порядочно.

Несмотря на сорок с лишним лет, ей удалось сохранить красоту. Высокая, стройная, с длинными черными волосами и лицом истинной таргерской дворянки. Она имела успех у мужчин. Раньше. Те времена давно минули, но и сейчас, даже облаченная в глухое черное платье, она приковывала к себе взор. Графиня была хороша, пока не случалось посмотреть ей в глаза. А там уже давно не осталось ничего от прежней ослепительной и беззаботной красавицы. Темные озера усталости. Силы. Спокойствия. Глаза старухи. Или монахини. Впрочем, последнее сравнение было ой как близко к правде.

Как говаривали, после того как в тридцать лет у графини родился пятый мертвый ребенок и даже самой тупой повивальной бабке стало понятно, что Януария Мария не может иметь детей, графиня изменилась. Что и неудивительно, особенно если учесть тот факт, что после последних неудачных родов сеньора должна была отправиться в мир иной. Никто из лекарей не смог остановить открывшееся кровотечение. Как говорят, отчаявшийся маршал обратился за помощью к клирикам. Орден «гарпий» смог помочь и явить чудо. Графиню спасли, но, как шептали некоторые недоброжелатели, жизнь-то «серые» красавице вернули, а вот душу забрали. Ибо после своего чудесного исцеления Януария Мария де Туриссано стала совсем другим человеком.

Исчезла веселая хохотушка, утонченная интриганка, устроительница балов и всеобщая любимица. На ее место пришла холодная, замкнутая и набожная женщина, все свое время проводящая в молитвах во благо Спасителя и жертвующая Церкви деньги, ранее уходившие на балы, охоту, художников, скульпторов и светские мероприятия. Сеньора отдалилась от высшего света, стала жить затворницей, общаясь лишь с клириками, домочадцами да мужем. Вначале граф пытался что-то сделать, вернуть ее, но у него ничего не вышло. В итоге маршал опустил руки. Расторгать брак он не стал, они до последнего дня жизни маршала оставались мужем и женой, но жили обычно порознь, да и общались мало. Как говаривали, в последние два года своей жизни сеньор де Туриссано просто не мог выносить графиню (а вместе с ней и всех клириков) и жил в своем поместье в Майделе. Скачки, охота, череда любовниц… и войны. Все что угодно, лишь бы забыть о женщине, которая для него в одночасье стала чужой.

Фернан вполне цинично находил, что произошедшее с графом и графиней — великолепный шанс для любого умельца стихоплета из подобной истории склепать вполне удобоваримую трагедию для труппы любого заезжего балагана. Чем не история? Он прославленный военачальник. Она первая красавица. Они любили друг друга, но детей у них не было, а потом пришли слуги Искусителя (клирики отметаются как люди, не ценящие чувство юмора и высокое литературное искусство), украли у нее душу. И стали муж с женой друг другу ненавистны, да так, что искал маршал забвения в войне и умер, геройски погибнув на поле битвы в момент победы. Графиня что-то сказала, и Фернан, досадуя на себя за непозволительно глупые мысли, спросил:

— Простите?

— Я внимательно вас слушаю, сеньор. Какое дело заставило вас приехать в мой дом? — В ее голосе не было никаких эмоций. Он был ровным и совершенно бездушным, словно сеньора де Туриссано разговаривала со стенкой, а не с живым человеком.